“Грузины народ воинственный.
Они доказали свою храбрость
под нашими знаменами”.
А.С.Пушкин
Путешествие в Арзрум. 1829 год
Нынешний характер отношений России с Грузией явно не увязывается с
историческим фундаментом этих отношений, переплетением судеб их
народов, их тесным, хотя и противоречивым, взаимодействием на различных
этапах совместно прожитой истории. Политический кризис в Грузии,
разразившийся после ноябрьских парламентских выборов 2003 года и ухода
в отставку президента Эдуарда Шеварднадзе, привел к обострению
подспудно назревавшего российско-грузинского конфликта, чему немало
способствовали действия российской стороны в самый разгар политического
кризиса – демонстративные контакты с лидерами Абхазии, Южной Осетии и
Аджарии. Западное сообщество расценило эти действия как “проявление
антидемократического и империалистического поведения”, попытку
вмешательства во внутренние дела Грузии.
Не говоря уже об ущербе, наносимом международному имиджу России, эти
уже далеко не первые в последнее десятилетие недружественные акции
трудно объяснимы, если иметь в виду, что именно Грузия издавна была
главным опорным пунктом и стратегическим союзником России на ее южных
рубежах. И здесь нельзя не согласиться с известным российским
политиком, дипломатом и ученым В.П.Лукиным: нынешняя неприемлемая для
обеих сторон ситуация могла бы постепенно измениться, если бы мы
(российская сторона) отстаивали не “особые” интересы известных групп
политического истеблишмента, а стратегическую линию российского
государства. Пересмотр нашей политики необходим, и мы должны его
произвести1. Пока же, как это показали события конца 2003 года,
корпоративные интересы по-прежнему преобладают в кавказской политике
России, и не только в ней, нанося очевидный ущерб имиджу страны и ее
лидеров.
Все более важным компонентом политики на Южном Кавказе становилось в
последние годы российско-американское соперничество. И хотя интересы
России и США в этом сложном и насыщенном конфликтами регионе по многим
позициям не совпадают, стороны до последнего времени воздерживались от
явных проявлений конфронтации. Но после ноябрьских событий, в ходе
которых российская сторона не слишком удачно и с очевидным опозданием
попыталась воспрепятствовать дальнейшему утверждению позиций США в
Грузии, баланс сил в регионе оказался под угрозой.
Потерпели неудачу и попытки России добиться продления своего
военного присутствия в Грузии – по этому вопросу она вошла в
противоречие с большинством европейских государств и ею же одобренными
Стамбульскими соглашениями 1999 года. На состоявшейся в начале декабря
2003 года в Маастрихте встрече министров иностранных дел ОБСЕ
российская сторона заблокировала проект заявления, призывавшего Москву
выполнить свои обязательства по этим соглашениям, при этом большинство
глав МИД ОБСЕ заявили о своей озабоченности в связи с тем, что сроки
вывода российских войск из Грузии и Молдовы не соблюдаются.
Сегодня редко кто из российских политиков и политологов забывает
упомянуть о геополитической роли Кавказа и его значении для России как
связующего звена между Европой и Азией, Россией и Ближним и Средним
Востоком, транспортного и цивилизационного перекрестка. Но это, как
правило, не приводит к выводу о необходимости коренного пересмотра
кавказской политики России, прежде всего в отношении ее исторического
союзника – Грузии. Такой вывод с неизбежностью вытекает из
современного, неприемлемого для России положения, равно как и из
исторического опыта российской политики на Кавказе, к которому не
мешало бы время от времени обращаться.
Впрочем, разнородные, подчас диаметрально противоположные оценки
значения Кавказа для России и ранее существовали в российском
общественном мнении. До понимания подлинных причин сопротивления
народов Кавказа политике России первым (тогда еще одним из немногих)
поднялся Пушкин. “Черкесы нас ненавидят”, – писал он в “Путешествии в
Арзрум” и пояснял почему: “Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы
их разорены, целые племена уничтожены”2. А для М.Ю.Лермонтова ссылка на
Кавказ означала обретение свободы: “Быть может, за хребтом Кавказа
укроюсь я от палачей, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей…”
В целом же нельзя не заметить, что отношение к проблемам Кавказа – в
историческом и современном планах – равно как, в свое время, к судьбе
польских восстаний или “прибалтийскому вопросу”, никогда впрямую не
увязывалось и не увязывается в российском общественном мнении с
текущими политическими пристрастиями. Позиции определялись и
определяются более глубокими мировоззренческими основами, более
широкой, условно говоря, европейской трактовкой проблем или же их
значительно более узким, “почвенническим” пониманием.
Что же касается нынешних кавказских проблем, и особенно настоящего и
будущего характера отношений России с Грузией, то они значительно более
важны для России, чем это подчас принято считать. По крупному счету,
речь идет не только о стратегических интересах на Кавказе в их
традиционном понимании (что само по себе важно), но и о задачах
формирования будущего российского гражданского общества. Необходимо,
наконец, понимание и признание серьезного историко-культурного вклада
Грузии в сокровищницу мировой цивилизации и тех гуманитарных и
культурных нитей, которые накрепко связали ее с Россией.
***
Множественные очаги нынешних противоречий и конфликтов и глубокое
кризисное состояние большинства регионов Кавказа не могут и не должны
заслонить собой богатейшей истории взаимоотношений его народов с
Россией. В то же время в российской традиции существовала и все еще
существует известная недооценка высокого уровня культуры, этики,
сходных по своему характеру гуманистических традиций народов Кавказа. А
понимание этого чрезвычайно важно, поскольку именно в этом качестве
Кавказ “выступает по отношению к окружающему миру и в представлениях
населяющих его народов как идеологически оформленная
культурно-цивилизационная целостность”3. Из чего, в частности, следует,
что для обретения стабильности на российском Северном Кавказе
чрезвычайно важна нормализация отношений с государствами Южного
Кавказа, особенно с Грузией, имеющей общие границы со всеми
северокавказскими республиками.
О Кавказе сложено множество легенд. От сотворения мира, говорилось в
одной из них, Кавказ охраняют три царя-великана: Эльбрус, Казбек и
священная гора Арарат – колыбель человеческого рода после Всемирного
Потопа. Согласно существующим преданиям, Ноев Ковчег причалил к горе
Арарат, и еще теперь в ясную погоду можно видеть его останки на вечно
засыпанной снегами вершине.
О народах Кавказа упоминал греческий историк, географ и
путешественник Страбон (64/63 г. до н.э. – 23/24 г. н.э.). К
Черноморскому побережью нынешней Грузии устремлялись греческие
аргонавты в поисках Золотого руна, к одной из вершин Кавказа был,
согласно легенде, прикован Прометей. Через предгорья Северного и Южного
Кавказа во II веке до н.э. был проложен караванный путь из Китая на
Ближний и Средний Восток и через Северное Причерноморье – в Южную и
Центральную Европу, получивший название “Великого шелкового пути” и
ставший прообразом ныне проектируемых транспортных путей.
Автохтонами Кавказа были созданы древнейшие государства, упоминания
о которых сохранились в источниках ближневосточного и античного мира.
Наиболее известные из них – царство Маннейское (IX–VII вв. до н.э.) и
Кавказская Албания в восточной части Кавказа; Иберийское (III в. н.э.)
и Эгрисское (VI–II вв. н.э.) царства на территории современной Грузии.
В X–XII веках древнее Грузинское государство располагалось на всем
пространстве от Черного до Каспийского моря.
Предки армян и грузин еще в IV–V веках приняли христианство,
установив тем самым духовную связь с европейским миром. Согласно
существующему апокрифу, христианство было привнесено в Грузию святой
Ниной, сестрой иерусалимского патриарха и дочерью римского полководца,
отправившейся на Кавказ с миссией поиска одежды Христа, якобы увезенной
туда одним из римских легионеров, присутствовавшим при его казни4.
Крест из виноградной лозы, связанный волосами святой Нины, на
протяжении веков оставался уникальной реликвией Грузии.
В начале II тысячелетия были созданы всемирно известные литературные
памятники, в их числе принадлежащая перу Шота Руставели поэма “Витязь в
тигровой шкуре” (первое название – “Барсова кожа”), написанная примерно
в одно время с “Песнью о Нибелунгах” и со “Словом о полку Игореве”.
Поэма была впервые опубликована в 1709 году в Тифлисе, где тем самым
было положено начало грузинскому книгопечатанию. Сам же Шота Руставели
был погребен в монастыре Св.Креста в Иерусалиме.
Начало продвижения России в сторону Кавказа относится к раннему
периоду истории русского государства. В конце Х века князь Святослав,
разгромив хазар, добрался до предгорий Кавказа к востоку от Азовского
моря, где потом было основано Тмутараканское княжество. Летописи
сообщают также о брачных союзах русских князей с царствующими домами
Кавказа, и в их числе – женитьба князя Изяслава Мстиславовича на дочери
грузинского царя Димитрия (1154 г.).
Татаро-монгольское нашествие и период феодальной раздробленности
надолго отодвинули Русь от Кавказа, но после объединения русских земель
и возникновения централизованного государства Россия возобновила свое
продвижение на южном направлении. В свою очередь, и предводители
разрозненных грузинских княжеств и государств искали в России опору
против натиска с юга – со стороны Персии и Османской Турции.
Первый шаг в направлении России был сделан кахетинским царем
Александром I, послы которого в 1491 году прибыли в Московию, положив
начало более регулярным дипломатическим контактам, продолженным во
времена Ивана Грозного, Бориса Годунова, Алексея Михайловича. В XVII
веке в ознаменование крепнувших договорных и союзных отношений в Россию
из Ново-Афонского монастыря была доставлена икона Иверской Божьей
матери, в честь которой на Красной площади была возведена часовня, ныне
восстановленная в одном из проходов между Манежной и Красной площадью5.
При Иване Грозном Россия вышла на кавказском направлении на рубежи
открытого противостояния с Турцией и Персией. При Петре I это было
оформлено в качестве стратегической задачи на создание плацдарма для
расширения связей со странами Востока и поиска безопасных границ на юге
империи6. Этому во многом способствовали окрепшие связи с
представителями грузинских царствующих домов и особенно дружба Петра I
с наследником кахетинского престола Александром. Возведенный в чин
генерал-фельдцейхмейстера, Александр вместе с Петром путешествовал по
Европе, участвовал в войне с Швецией, попал в плен под Нарвой. Умер в
Стокгольме, но похоронен в Москве под алтарем Донского собора, где
впоследствии была образована усыпальница многих грузинских военных и
политических деятелей XVIII столетия7.
В конце царствования Петра I на берегах речки Пресни была заложена
Грузинская слобода (в просторечье – “Грузины”), пожалованная
находившемуся в изгнании царю Вахтангу VI. Там же была построена
Георгиевская церковь, названная в честь младшего сына Вахтанга царевича
Георгия, впоследствии генерала и “действительного камергера” при
Елизавете Петровне. В 1785 году, незадолго до своей смерти, Георгий
пожаловал Московскому университету 10 тыс. рублей, что было немало,
если учесть, что такая же сумма запрашивалась для основания
университета в 1755 году8.
В годы царствования Екатерины II Россия стала для Грузии реальной
силой, при поддержке которой грузинские царства могли противостоять
натиску Персии и Турции и обрести государственность. В Москву с Кавказа
потянулись послы с просьбами о помощи и покровительстве, встречавшие
позитивный отклик. Грузинские земли стали потенциальным союзником
России и ее плацдармом в предстоявшей борьбе за Кавказ.
Последовавшие за этим шаги, основанные на использовании
турецко-персидских противоречий, имели своей целью вытеснение Турции из
районов Северного и Восточного Причерноморья, а Персии – с западного
побережья Каспия. Приложившая большие усилия к расширению южных границ
Российской империи Екатерина II считала при этом необходимым, чтобы
российская политика на завоеванных землях “возобладала над жестокостями
Турции и Персии”. Практика, однако, зачастую свидетельствовала об
обратном – как справедливо подчеркивает известный исследователь истории
Кавказа Я.Гордин, Россия многое теряла в значительной мере из-за
“неумения и нежелания учитывать национально-психологические традиции
тех, на кого была направлена экспансия”9.
В годы русско-турецкой войны 1768–1774 годов русские войска впервые
появились в Грузии, вместе с грузинскими воинскими подразделениями они
успешно вели военные действия в глубоком тылу Турции, что во многом
способствовало победе России и заключению выгодного для нее
Кучук-Кайнарджийского мира. И хотя в мирный договор была внесена
специальная статья, согласно которой, по словам Екатерины, “были
выговорены некоторые выгоды для грузинцев”, после ухода русских войск
положение в грузинских землях оставалось крайне тяжелым из-за
постоянных набегов горцев и давления Турции10.
В 1782 году правитель Восточной Грузии (Картли – Кахетии)
талантливый государственный деятель и полководец Ираклий II обратился с
просьбой принять Грузию под покровительство Российской империи.
Соответствующий договор был заключен 24 июня 1783 года в Георгиевской
крепости на Северном Кавказе, отсюда и название – “Георгиевский
трактат”, согласно которому Грузия признавала над собой верховную
власть и покровительство России, Россия же брала на себя обязательство
защищать Восточную Грузию от внешних врагов и гарантировала
невмешательство в ее внутренние дела11.
Но на первых порах с задачей этой она не справлялась –
незначительный контингент находившихся на “кавказской линии” российских
войск не смог противостоять нашествию Персии и разграблению в сентябре
1793 года основных районов и городов Грузии, в их числе Тбилиси и
Мцхеты. Несмотря на неоднократные запросы “начальника кавказской линии”
генерала Гудовича, подкрепления из России присланы не были, о чем писал
Ираклий II Екатерине: “По трактату надеялись мы получить скорую помощь
победоносными вашего величества войсками, но оные не подошли, и нас
победили”12.
После смерти Ираклия II Грузия на основе подписанного Павлом I
Манифеста была включена в состав Российской империи, что способствовало
ее защите от экспансии Персии и Турции. Но одновременно она утратила
свою государственность, грузинская православная церковь была лишена
автокефалии, замедлилось формирование единой грузинской нации,
многочисленные крестьянские восстания были потоплены в крови.
В то же время в рамках Российской империи было положено начало
активному развитию экономики основных областей Грузии. Грузинская
интеллигенция получила возможность приобщиться к европейскому
образованию, многие ее представители вошли в высшую государственную и
научно-культурную элиту России. И можно с уверенностью утверждать, что
феномен сложившихся еще в конце XVIII века интеллектуальных связей,
несомненно, оказал воздействие на всю последующую историю Грузии и
российско-грузинских отношений.
Выдающийся грузинский ученый и мыслитель Н.Я.Марр в опубликованной в
1906 году “Истории Грузии” замечал: “Чтению и письму можно выучиться в
недели, месяцы и годы, а культурными народы становятся лишь веками.
Важна интенсивность умственного трения данного народа с образованными
народами, широта проявления им восприимчивости к культурным успехам
соседей… Культурная школа грузин была продолжительной и разнообразной.
Грузины использовали ее не без успеха, временами блестящего”13.
В изданной в 70-е годы прошлого века в Тбилиси монографии Михэила
Горгидзе14 рассказано о деятельности и судьбах множества его
соотечественников, оставивших заметный след в истории России, ее
государственности и культуры. Часто они принимали русские имена и
фамилии, но сохраняли свой темперамент, активное желание принести
пользу своей второй Родине.
Видной фигурой русской дипломатии XVIII века стал Сергей Лазаревич
Лашкарев (Лашкаришвили, 1739–1814). Выходец из старинного грузинского
рода, он прошел обучение в Государственной коллегии иностранных дел,
владел, кроме грузинского и русского языков, итальянским, французским,
греческим, персидским и армянским, что способствовало его
дипломатической деятельности в качестве представителя России на Ближнем
Востоке. Работая в русском консульстве в Константинополе во время
русско-турецкой войны, он оказывал поддержку русским купцам, спасая их
от расправы и отправляя под иностранными именами через Голландию в
Россию, помогал греческим повстанцам, а также выполнял ряд важных
секретных государственных поручений. Был консулом в Молдавии и Валахии,
добившись права свободного вхождения русских судов в Дунай, а будучи
назначен в мае 1783 года резидентом при крымском хане Шагин-Гирее,
сумел убедить его отказаться от покровительства Турции и просить
покровительства Екатерины II, что стало важным этапом на пути
присоединения Крыма к России.
Успехи по присоединению Крыма были особо отмечены Екатериной: она
вручила Лашкареву перстень из собственной шкатулки, а также покрыла его
долг в 12 тысяч рублей. На ее вопрос, долго ли она будет покрывать его
долги, он ответил: “До тех пор, сударыня, пока я не стану красть
казенные деньги”, чего ему не позволяли титул дворянина и высокая
личная порядочность.
Фамилия Лашкаревых, принадлежавшая старой петербургской грузинской
колонии, впоследствии дала России видных деятелей в различных областях.
Его потомком был видный советский физик академик В.А.Лашкарев15.
Из грузинской дворянско-княжеской знати вышла плеяда военачальников,
в числе которых нельзя не упомянуть Петра Ивановича Багратиони,
прославленного полководца русской армии, героя Бородина. Будучи
учеником и соратником Суворова, Багратиони за тридцать лет военной
службы принял участие в двадцати походах и множестве сражений. В 1805
году противостоял превосходящим силам наполеоновского маршала Мюрата,
за что был награжден боевым Георгиевским крестом. Был тяжело ранен под
Бородином, не покинул поля боя, но вскоре умер, потрясенный известием о
сдаче Москвы французам16.
Сложно сложилась судьба другого представителя грузинской военной
знати – Александра Гарсевановича Чавчавадзе (1786–1846), который в
1813–1814 годах участвовал в заграничных походах против наполеоновской
армии и вместе с русской армией вступил в Париж. Затем он прослужил три
года в Петербурге и, вернувшись на родину, занимал видные военные и
гражданские должности, принимал активное участие в турецкой и
персидской кампаниях. А.Чавчавадзе не мог до конца смириться с
реакционно-шовинистическим отношением к Грузии, которое господствовало
в официальных кругах России, о чем свидетельствовал изданный им
“Краткий исторический очерк Грузии и ее положения с 1801 по 1831 год”.
Это и послужило причиной его выхода в отставку в 1830 году, после чего
он полностью посвятил себя литературной и общественной деятельности.
Выдающийся поэт и переводчик, сторонник предоставления Грузии
больших свобод, он не различал общественной и литературной сфер своей
многогранной деятельности. По мере того как он приобщался к русской
культуре, он стал понимать, что существует Россия передовая, связанная
с именем Пушкина, и Россия чиновничья, и многое сделал для сближения
грузин с передовой частью российского общества.
Салон А.Чавчавадзе в Тбилиси и его имение в Цинандали были широко
открыты для общения передовых людей своего времени, грузин и русских. В
них бывали поэты Григорий и Вахтанг Орбелиани, Николоз Бараташвили, а
также А.С.Пушкин и М.Ю.Лермонтов. А.С.Грибоедов породнился с семьей
Чавчавадзе, женившись на одной из дочерей Александра – Нине, рано
овдовевшей после гибели Грибоедова в Тегеране в 1829 году.
Наследие Александра Чавчавадзе имеет высокую значимость для
современных грузино-российских отношений. Один из его прямых потомков,
ныне ушедший из жизни академик Нико Чавчавадзе, в 90-е годы, несмотря
на тяжелую болезнь, неоднократно приезжал в Москву и многое сделал для
того, чтобы возвратить Россию и Грузию на путь добрососедства.
“Грибоедов – зять нашей семьи”, – любил он повторять, вкладывая в эти
слова понимание переплетения и родства народов России и Грузии.
В XIX веке расширился круг грузинской гуманитарной интеллигенции в
центре русской культуры – Петербурге. Ее видные представители – члены
упраздненной после присоединения Грузии к Российской империи династии
Багратидов – Давид, Иоанн, Баграт и Теймураз – были широко известны как
авторы многих работ в области истории, лингвистики, юриспруденции,
физики. Ими были переведены на грузинский язык сочинения французских
просветителей и множество трудов российских авторов, написана история
грузинского государства, включая события, разыгравшиеся в тревожные
времена ликвидации династии Багратидов и грузинской государственности17.
Во второй половине XIX – начале ХХ века с Петербургом была связана
жизнь и деятельность многих грузинских писателей, поэтов, историков,
философов. В их числе нельзя не упомянуть выдающегося писателя и
общественного деятеля Илью Чавчавадзе, члена Государственного совета,
автора ряда прогрессивных законов, сторонника расширения крестьянского
землевладения и прав угнетенных национальностей. Одним из первых он
высказался за отмену смертной казни. Изданная им в 1869 году повесть
“Человек ли он?!”, по оценке современников, стала ярким произведением
революционно-демократического содержания.
Илья Чавчавадзе трагически погиб в 1907 году. Выступая в Петербурге
на вечере, посвященном его памяти, известный общественный деятель и
ученый, член Государственного совета М.М.Ковалевский оценил его как
“крупного общественного и политического деятеля, которого академическая
группа в Государственном совете имела честь считать ближайшим союзником
своих редко когда успешных начинаний”18.
В середине XIX века Кавказ оставался в эпицентре большинства войн,
которые Россия вела на южном направлении. Будучи передовым рубежом
российской военной политики и оплотом российского наместничества,
Грузия не могла оставаться в стороне от происходившего. В то же самое
время военные действия на Кавказе и формирование отношений с различными
слоями кавказских сообществ не оставляли равнодушной мыслящую Россию и,
несомненно, оказали свое воздействие на формирование общероссийского
менталитета.
В России XIX века не было сколько-нибудь крупного писателя,
политика, общественного деятеля, военачальника, дипломата, да и
простого крестьянина или солдата, судьба которого так или иначе не
пересекалась бы с “кавказской линией”. Позиции многих из них по
“кавказскому вопросу” не укладывались в обычные схемы
противопоставления: либералы (республиканцы) – консерваторы
(монархисты). Многие из них были сторонниками демократических
преобразований “для себя” и имперской политики твердой руки для
“инородцев”, руководствуясь даже в сфере межличностных отношений
понятиями “мы” и “они”. Иногда в одной и той же, подчас весьма значимой
фигуре сочеталось и то, и другое, и третье, а у самых прогрессивных
деятелей того времени при соприкосновении с кавказской проблематикой
зримо проступало имперское начало.
Более чем полувековая Кавказская война нанесла тяжелый ущерб самой
России. Согласно данным составителей изданного в 1901 году “Сборника
сведений о потерях Кавказских войн”, с 1801 по 1885 год безвозвратные
потери военнослужащих и мирного населения Российской империи,
понесенные в результате боевых действий, болезней, гибели в плену,
составили не менее 77 тысяч человек, “без учета истребленных
горцев”(!)19. Что же касается военно-стратегического ущерба, то
соперничавшие с Россией европейские державы, несомненно, использовали
тот факт, что военные действия на Кавказе сковывали 200-тысячную
русскую армию, и, по оценкам ряда исследователей, это стало одной из
причин тяжелого поражения России в Крымской войне.
Отношение европейской общественности к методам ведения Россией
кавказских войн и утверждения России на Кавказе было в те годы (как и
сегодня) крайне негативным. Нельзя не упомянуть о том, что “черкесский
вопрос” стал в середине XIX века в европейском общественном мнении
символом сопротивления имперской политике России. В период польского
восстания 1863 года по всей Англии развернулась деятельность комитетов
борьбы за свободу Польши и Черкесии, проводивших прямые аналогии между
судьбой польских повстанцев и кавказских горцев. А в день окончания
Кавказской войны, 1 июня 1864 года, в Лондоне вышел с черной каймой
специальный номер газеты “Free Press”, сообщавший “о конце Черкесии”.
Такого рода выводы подводили передовое российское общество к мысли о
необходимости преодоления “кавказского синдрома” как условия
нравственного очищения России. Совсем не случайно, что именно этим
озаботился в конце своего жизненного пути Л.Н.Толстой, оставивший
многие, казалось бы, более важные дела для написания своей последней
повести – “Хаджи Мурат”. Будучи в свое время непосредственным
участником кавказской войны, Толстой сумел в этой повести
противопоставить высокое человеческое начало общей ожесточенности и с
одной, и с другой стороны.
И здесь нельзя не заметить, что это чувство прикосновения к какой-то
особой правде, “которая не принадлежит никому в отдельности, а всем
людям вместе”, было тогда свойственно многим россиянам (русским),
побывавшим в военных кампаниях на Кавказе либо участвовавшим в
деятельности гражданской администрации в Тифлисе, и этим была во многом
определена роль Кавказа и Грузии в формировании передовой мысли в
России.
Не говоря уже о значении кавказской проблематики в творчестве
Пушкина и Лермонтова, совместная история налагала свой отпечаток на
творчество многих деятелей Золотого и Серебряного века русской
культуры. Грузию часто посещал П.И.Чайковский, и в финале балета
“Щелкунчик” им были использованы мотивы известной грузинской
колыбельной. Грузинскую лирику переводили лучшие российские поэты, и,
может быть, поэтому в творчестве Пастернака, переводившего лирические
произведения Бараташвили, ощутим “грузинский акцент”.
О том, насколько глубоко мир Кавказа входил в самосознание русских
людей, рассказывает любопытная история семьи брата императора
Александра II, великого князя Михаила Николаевича, бывшего наместником
на Кавказе в годы его правления. Мог ли думать великий князь, что его
выросшие на Кавказе сыновья в детстве мечтали навсегда остаться в
Тифлисе! Как впоследствии вспоминал один из них, “наш узкий кавказский
патриотизм заставлял нас смотреть с недоверием и даже с презрением на
расшитых золотом посланцев из С.-Петербурга. Российский монарх был бы
неприятно поражен, если бы узнал, что пятеро его племянников строили на
далеком юге планы отделения Кавказа от России”20.
ногие из либерально мысливших российских чиновников “вросли” в мир
Кавказа, а главный центр наместничества, Тифлис, в свою очередь,
поставлял России грамотных управленцев и высших военачальников. Одним
из них был занимавший в середине XIX века достойное место в российских
военных и правительственных кругах грузинский князь
Джамбакур-Орбелиани, генерал-майор русской армии, под началом которого
в Кубанском казачьем полку в молодости состоял князь Барятинский,
сыгравший определяющую роль в завершении кавказской войны. Орбелиани
происходил из древнейшего грузинского рода, основатель которого Бакур
еще в V веке до н.э. переселился в Грузию из Китая. Рассказывали, что в
молодости он был глубоко возмущен гибелью Пушкина и совершенно серьезно
писал в Петербург своему знакомому: “Скажи убийце Пушкина, что меня в
Петербург не пускает начальство, пусть сюда приедет, я его убью, как
собаку…”21
В трудах российских авторов XIX века можно найти множество
дружественных оценок в адрес политиков и просто жителей Грузии и
Кавказа. Так, видный русский историк и этнограф В.Л.Величко, говоря об
отношениях русских и грузин, замечал, что “нижние народные слои
сближаются прекрасно, как два родственных стихийных начала… в армии
русские также теснее сходятся с грузинами, а генералы из грузин
популярны среди русских солдат”22.
Сказанное, разумеется, не означало, что на Кавказе царила обстановка
всеобщего согласия и мира. Ликвидация прежней системы управления
сопровождалась введением русской администрации, судопроизводство и
делопроизводство были переведены на русский язык. Посты администраторов
и чиновников занимали преимущественно русские, и, как об этом
свидетельствуют многочисленные источники, возможности легкой наживы,
бесконтрольного обогащения и быстрого продвижения по службе привлекали
различного рода авантюристов, нередко уже запятнанных
злоупотреблениями, или же просто мздоимцев. Цитируя воспоминания одного
из современников, известный кавказовед А.В.Фадеев писал: “Кавказ был
убежищем и сборным пунктом разных пройдох и искателей средств вынырнуть
из грязи или из неловкого положения”23. Приезжавших на Кавказ
чиновников привлекала также специальная поощрительно-льготная система –
возможность быстрого повышения в чинах, получение дополнительных льгот
и вознаграждений. В дальнейшем все это приняло широкий размах, не
способствуя уважению местного населения к российскому чиновничьему
сословию.
В конце XIX – начале ХХ века Кавказ периодически потрясали
социальные и национальные волнения, что, с одной стороны, склоняло
Петербург к проведению половинчатых реформ управления, с другой же –
порождало стремление к централизации. В феврале 1905 года был издан
императорский указ “О восстановлении должности Наместника Кавказского”,
ранее упраздненной. Грузия в этих условиях становилась одним и важных
центров национальных движений, подрывавших основы Российской империи и
ставших существенным фактором катастрофы октября 1917 года.
Но в сознании образованных слоев российского общества отношение к
Кавказу и Грузии оставалось таким, каким оно сформировалось на
протяжении длительной совместно прожитой истории. И не случаен тот
факт, что после октября 1917 года многие передовые деятели русской
культуры обосновались в Тбилиси в поисках убежища от кровавой
российской смуты.
***
Годы совместного пребывания России и Грузии в составе СССР также
нельзя оценивать однозначно. Договор о признании независимости Грузии
от 7 мая 1920 года был в 1922 году нарушен большевиками, с необычайной
жестокостью было подавлено восстание 1924 года. В этом, однако, нет
вины народов России, как неповинны грузины в кровавых сталинских
репрессиях, от которых пострадали все. В годы Отечественной войны
против гитлеризма сражались и русские, и грузины. А послевоенные годы
были отмечены развитием творческих контактов российской и грузинской
интеллигенции, подъемом грузинской литературы, театра, кинематографа,
никогда не оставлявших россиян равнодушными.
В годы тоталитаризма и сталинского произвола на грузинской земле
родился один из самых известных и уважаемых ученых-философов ХХ века –
Мераб Константинович Мамардашвили (1930–1990). Как он сам об этом
писал, он родился в городе Гори, там же, где и Сталин, “очевидно, во
искупление его злодеяний”. Мераб Мамардашвили окончил Московский
университет, долгое время жил и работал в московских академических
институтах, а также в Чехословакии, где он встретил глубоко созвучную
ему по духу “пражскую весну”. И все же он считал свой жизненный опыт
нетипичным. По его признанию, он “легче находил общий язык с
европейским типом людей” и полагал, что “в интеллигенте достоинство
нельзя отделить от его убеждений”24.
***
Сегодня российско-грузинские отношения подвергаются испытанию,
пожалуй, самому серьезному в истории. Во многом это результат тех
драматических событий, которыми сопровождался распад СССР, –
возникновение политико-этнических конфликтов и агрессивного
сепаратизма, поддержанного носителями имперской идеологии, российскими
псевдопатриотами – военными и политиками. В памяти нынешнего поколения
остался тяжелый след апрельских событий 1989 года в Тбилиси, когда
демократические силы Грузии одними из первых выступили против попыток
ползучего коммунистического реванша. И именно в Грузии, где стремление
к укреплению зарождавшихся демократических начал сочеталось с
нараставшей борьбой за расширение национальных и гражданских свобод,
центральное советское руководство решилось впервые пойти на крайние
меры военного насилия, повлекшего за собой человеческие жертвы в ночь
на 9 апреля 1989 года. А после распада СССР часть российских политиков
и военных продолжила эту линию, поддержав сепаратизм грузинских
автономий Абхазии и Южной Осетии. Условия для этого создавала
нестабильность в отношениях между центром и регионами, усугублявшаяся
националистическим курсом президента Звиада Гамсахурдиа.
После вооруженного конфликта 1992–1993 годов, в ходе которого на
стороне сепаратистов выступили российские воинские соединения,
сложилась тупиковая ситуация. Периодические заявления Москвы о
необходимости соблюдения территориальной целостности Грузии не
подтверждались выполнением достигнутых договоренностей, а в ряде
случаев и нарушались (выведение Абхазии и Южной Осетии из
установленного Москвой визового режима, приватизация российскими
гражданами собственности на их территориях и др.). Сама же Грузия
потеряла транспортные коммуникации, связывавшие ее с Россией, что и
послужило одной из главных причин неудавшихся реформ и глубокого
кризиса экономики. Неудивительно поэтому, что политический компас
Грузии, как, впрочем, и других республик Южного Кавказа, все больше
склоняется к сотрудничеству с НАТО и ЕС, российская же сторона, не
прилагая реальных усилий к урегулированию “замороженных” конфликтов,
пытается продлить пребывание на грузинской территории своих воинских
подразделений и с возрастающим недоверием следит за расширением
сотрудничества Грузии, как, впрочем, и других республик Южного Кавказа,
с США.
Что же дальше?
Приход к власти в Грузии президента Михаила Саакашвили и его
сторонников ознаменовался серией масштабных манифестаций и внушающих
надежду обещаний. Первая часть инаугурации нового президента состоялась
в Кутаиси, в храме Гелати, где покоится прах грузинского царя Давида IV
Багратиони (Строителя), объединившего в конце XI – начале XII века
грузинские земли и создавшего мощное по тем временам государство. В
грузинских СМИ не случайно упоминалось также, что Давид Строитель
именовался “царем абхазов и грузин”.
Уставший от затяжного кризиса народ избрал нового руководителя
впечатляющим большинством (97%) голосов, и высокий постреволюционный
рейтинг деятелей “бархатной” или “розовой” революции может обеспечить
ее инициаторам победу также и на предстоящих парламентских выборах.
Однако такой сногсшибательный вотум доверия имеет, по мнению некоторых
грузинских политологов, кроме положительной, также и отрицательную
сторону, в некотором роде опасную. Люди ждут радикальных перемен, хотят
всего сразу и как можно скорее и, кажется, все без исключения надежды
связывают с одним человеком, которого называют “просто Миша”25. А если
чуда не произойдет?
Конкретная программа предлагаемых реформ пока еще неясна. Основной
упор сделан на борьбу с коррупцией, в том числе и в ближайшем окружении
экс-президента Эдуарда Шеварднадзе, вплоть до ареста банковских счетов
его семьи. Ход эффектный, особенно в условиях массового обнищания
населения, но решит ли он наиболее острые для страны проблемы п
